На репетиции Андрей Михайлович лично взял на себя функции хореографа, а когда пришло время самому репетировать на сцене (естественно, в своем природном мужском образе), от камер отвернулся: «Вы меня простите, но я стесняюсь».

Присутствовавшие в зале в это не поверили и захихикали. А Андрей серьезно так ответил: «Ну правда!!!» Славы своей героини Андрей Данилко, похоже, совершенно не жаждет. И сидя в тесной юрмальской гримерке, с упоением рассказывает о ней в третьем лице, словно сам – главный ее поклонник.

С Сердючки грим отпадает кусками

– Андрей, расскажите для начала, как вас угораздило сделать известную песню героини Светличной на украинском языке?

– Это просто шутка такая. Когда мне предложили эту песню, я сразу отказался: зачем? Ведь есть хороший оригинал, который не переплюнуть никогда в жизни. Потом была шуточная версия этой же песни Наташи Королевой. В итоге получается такое масло масляное. Я бы вообще все сделал по-другому, я бы сделал очень серьезную песню – чтобы ее спела Сердючка, со слезами, со скрипачами. Сердючка так все это видит. Но есть режиссура концерта, у них, понятно, свой взгляд. Тогда мы решили делать песню на украинском языке – и те, кто знает его, вам подтвердят: дословный перевод лег практически идеально в размер.

– Вы так непохожи с Сердючкой… Неподготовленный зритель вас без грима не узнает. Но дело не только в гриме – совершенно другой образ. Даже глаза другие, взгляд, мимика. Когда вы готовитесь к концерту, сколько по времени это занимает?

– Да десять минут! Меня часто спрашивают: «Сколько вы входите в образ?» и так далее. Так вот, это все ерунда, сложнее всего удержать грим во время концерта, потому что, особенно летом, этот грим отпадает кусками. Я очень мало сейчас снимаюсь, потому что Сердючка стала взрослая, у нее появилась духовая секция, появилась группа, у нее теперь все по-другому. У нас сразу после «Новой волны» сольный концерт в зале «Дзинтари» в Юрмале. На таких концертах у людей меняется мнение: изначально они приходят на какой-то карнавал, чтобы увидеть что-то примитивное… Но люди видят, что играет живой состав, идет импровизация, и этот живой организм сразу подкупает. Люди соскучились по «живому», им хочется получить эмоции, а не просто послушать фонограмму или обсудить, что артист хорошо одет и так далее. Публика устала от этого, и, как мне кажется, нужно искать новые формы взаимодействия. Мы вот нашли форму «общение–музыка–воспоминания–импровизации». Получается как концерт-встреча. Я, например, рассказываю о своих отношениях с политикой. Я сейчас, первый раз в жизни, сам получаю удовольствие от сольных концертов.

– Вы рассказываете истории от лица Сердючки?

– Эти истории случались со мной, но я рассказываю их через Сердючку. У Сердючки есть очень грустная песня «Я хочу просыпаться с тобой», это было у меня, но я это передал через Сердючку. Люди очень сильно нуждаются в доступной лирике. Знаете, сейчас для меня самое важное… то есть для Сердючки… чтобы то, что она говорит, или то, что она поет, это было с вами, чтобы такое было ощущение.

– Но Сердючка ведь комический персонаж.

– Я считаю, что это  развлекательный персонаж, я не считаю, что она клоунесса, тем более сейчас. Она ведь развивалась… Знаете, я хотел на экранах сделать такую заставку, как в учебниках анатомии рисуют эволюцию человека – вот, например, фотография Сердючки десятилетней давности, затем Сердючка становится звездой, и далее – продолжение следует. Так что я до сих пор вижу Сердючку в развитии образа. Но сам образ, конечно, остается. К Чарли Чаплину ведь вряд ли кто-то подходил с упреками: «Ну, сколько можно ходить в этих усиках и в этом котелке?! Когда ты их снимешь? Поменяй рубашку, Чарли». Это как Карандаш, как Олег Попов.

Как Данилко, пишу инструментальную музыку

– Понятно, что этот образ попал в точку, он сохраняется и должен сохраняться. А не возникает желание сделать что-то самостоятельное от лица Андрея Данилко?

– Я по натуре не публичный человек. Если вы были на репетиции, то вы, наверное, заметили, что я стоял к вам спиной, потому что чувствовал себя неудобно.

– Вы действительно стеснялись?

– Конечно.

– Или просто не хотели, чтобы Данилко пел то, что должна петь Сердючка?

– Это же кухня. У людей должна быть какая-то тайна, не надо это все вываливать и показывать. Все-таки Верку Сердючку воспринимают как конкретного человека. А как Андрей, я много пишу инструментальной музыки. Но опять же, альбом инструментальной музыки я написал семь лет назад, за это время накопилось очень много хорошего материала, в сто раз круче. То было неплохо для мальчика двадцати пяти лет, но сейчас всё взрослее и профессиональнее, сложнее. Вот мы писали, например, музыку к фильму «Весельчаки», он не рассчитан на массового зрителя, и мне было приятно.

– Вы действительно самостоятельно руководите хореографией в своем коллективе?

– Да, если это можно назвать хореографией. Понимаете, у меня завышенное чувство ритма. Я не знаю, как у других, но у меня так: если я слышу слова, то мне необходима определенная ритмика песни, чтобы совпадали текст, мелодия, должно быть все в тему. Есть много песен-перепевок, которые я слушаю, и мне не нравится, мне скучно – не та ритмика, не та аранжировка.

– Может, им просто внутреннего драйва не хватает?

– Нет, я думаю, что хороший материал очень многие портят. Хорошую песню мне под гитару интереснее слушать, чем с какими-то непонятными ритмами. Например, я знаю, что я не спою лучше, чем это было в фильме «Бриллиантовая рука». Там была картинка, там все было к месту. Сейчас время поменялось – значит, нужно, чтобы все это хорошо «одевалось» на Сердючку.

Меня просто «слили»

– История с тем памятным Евровидением, на котором вы заняли второе место, спев то ли Lasha Tumbai, то ли Russia Good Bye, забылась уже, наверное? Но осадочек-то остался. Ведь практически международный скандал был!

– Меня одно время это даже из себя выводило! Все об этом постоянно спрашивали, что бы я ни сказал, говорили, что я выкручиваюсь. Ничего я не выкручиваюсь. Все должны понимать, что в какой-то момент известного, популярного человека можно при помощи определенных рычагов «слить». Есть определенные телевизионные приемы. И то, что произошло тогда с Сердючкой, – подтверждение; просто нашли удобный повод, чтобы это сделать.

Никаких этих слов там и близко не было, и все это прекрасно знают. Это была реально катастрофическая ситуация, ситуация уродливой зависти. В Финляндии у нас была суперпопулярность, мы там ходили и ног под собой не чувствовали, так же воспринимали нас в Лондоне, во Франции. Мы попали во все мыслимые и немыслимые хит-парады, в Billboard заняли восьмое место без наличия сингла. Меня называли Starman, то есть человек со звездой. Мы были на многих телешоу, где как-то выкручивались без знания английского языка. Люди любят оригинальное, а ведь Сердючка – это не украденный, не заимствованный персонаж. Но я не хотел работать на Западе, мы просто подурачились для себя, и всё… Смешной эпизод был недавно в Израиле: зал, где мы выступали, так устроен, что нужно было пройти на сцену через кухню гостиницы, чтобы меня никто раньше времени не увидел. Я иду со звездой, и молодые израильтяне, которым лет по девятнадцать, кричат вслед: «Леди Гага! Леди Гага!»

– Кстати, наверное, на постсоветском пространстве успех Сердючки был вполне сопоставим с успехом Леди Гага на Западе…

– Вы знаете, что меня порадовало на Западе? Они очень правильно поняли Сердючку. Не было такого, что это просто переодетый чувак с Украины, который издевается над хохлами, хотя наши когда-то выдумывали такую ерунду. Вы же знаете, что часть националистов на западе Украины меня терпеть не могли? И они же после этого скандала в России, придуманного «Первым каналом», с радостью выпустили футболки с надписью «Раша, гудбай». Но это такой идиотизм! Я себя считаю человеком славянским, и меня раздражало, что на Украине надо мной издевались до Евровидения, что я их якобы позорю, а в России – после Евровидения. И ты сидишь и думаешь: «Какие вы все проститутки!» Я вам скажу честно, вас же читают люди, вы не должны верить во все, что говорят. Даже если вы видите хорошо смонтированный сюжет, значит, кому-то это надо.

– Андрей, а все-таки зачем вас «Первый канал» «сливал»?

– А как вы думаете?

– Я думаю, что у «Первого канала» есть свои интересы: своя «Фабрика звезд», свои проекты, свои бюджеты – словом, автономная музыкальная индустрия, в которую вы не вписались.

– Я понимаю мотивы «Первого канала» – они готовили группу «Серебро», продюсером которой выступал талантливейший Макс Фадеев, дай им всем Бог здоровья. Наверное, группу «Серебро» готовили на серебряное место, и если бы я получил третье место, то такого скандала не было бы. И это все разозлило их, нужно было просто насолить. Я считаю, что есть же Бог и такие вещи не прощаются. Я никому ничего плохого не сделал, чтобы надо мной так издеваться, как издевались в прессе. Даже когда все уже закончилось, выходили заголовки: «Возвращение», «Россия простила Сердючку». За что простила? Мы без вины виноватые…

Вот мне задают вопрос: «Вы обижаетесь на Россию?» Ребята, да зачем вы обобщаете? Есть определенная группа людей, четыре человека – это не Россия. Я обожаю Россию, я жил в Советском Союзе. После конкурса в Москве к нам подходили очень много людей, и они извинялись за ту передачу, которая была на «Первом канале», где все это обсуждалось. Сам я ее не видел, но мне Земфира позвонила, Армен Борисович Джигарханян позвонил…Я не включал даже телевизор, я уже был в Киеве, а Армен Борисович мне позвонил и говорит: «Андрюша, вы сейчас телевизор не смотрите». Я ему отвечаю: «А я и не смотрю». Сам сижу, уставший от этого Евровидения, дома, в тишине, и он мне говорит: «Это вечная борьба Гулливера с лилипутами».
И вы понимаете, с ними я соперничать не могу. Кто я и кто они – люди, у которых куча кнопок и рычагов? Но чисто по-человечески мне обидно. Жизнь все ставит на свои места. Знаете, как Гурченко сказала: «Жизнь побьет-побьет да отпустит».

Предлагали миллионы долларов

– А было ли уменьшение числа концертов в России?

– Боже упаси, не было. Писали, конечно, что Данилко запил, что чуть ли не под забором лежит…  А у нас тогда не было даже времени взглянуть на себя в зеркало – туры, туры, туры.

– Гурченко говорила еще одну шикарную фразу: «Плюют в спину – иду вперед». С чем вы сейчас идете вперед, Андрей?

– Мне сейчас нравится наш новый материал, который мы делаем, и пока сложность вся с записью. То есть на концертах мы его работаем, но издавать на диске – совсем другое. Ведь многие люди, многие саундпродюсеры так устроены – деньги, деньги, деньги. Сделай нам песню, как у кого-то! Как у Morcheeba, как у Хулио Иглесиаса или как у Мадонны. Аналог дай. А нам нужно, чтобы это был наш продукт. Пусть это будет просто под гитару, но это будет сразу узнаваемо.

– А с политикой завязали? Писали, что вы даже политическую партию на родине почти создали.

– Это было очень давно. Сразу после Евровидения были какие-то парламентские выборы, а мы были как раз на той пиковой популярности, когда о тебе говорят все и повсюду. Следующим шагом развития Сердючки была, естественно, политика, потому что мы всё уже завоевали – музыкальный конкурс, круче уже некуда… Пусть первое место не получили, ну ладно, неважно! И я понимал, что люди ради прикола пошли бы и за нас проголосовали.

Мы хотели делать съезд в цирке – для пиара, для газет, для журналистов это было бы мегашоу. Нашлись люди, которые готовы были это финансировать. Но в последний момент, за два часа, мы с Инной (близкой подругой Данилко, соавтором образа Сердючки. – К.Б.) отказались, потому что начались звонки: мне предлагали сумасшедшие деньги за то, чтобы быть с нами, – два миллиона, три миллиона долларов. Я сказал себе: «Не заиграйся!» Мы сели с Инной, выпили по бокалу шампанского и решили: не надо. Не надо переходить эту грань. Был даже такой момент: мне казалось, что меня могут грохнуть. Заниматься нужно своим делом. Быть добрее. И счастья вам всем!