1921

Платье от Баленсиаги. 1967 г.

http://eregwen.livejournal.com/2013/12/01/

Кто сказал, что невеста должна быть только в белом?

Свадебный ансамбль из коллекции весны-лета 1993 г. Кристиана Лакруа. И называется оно "Qui a le droit?" - "У кого право?" Из коллекции музея Виктории и Альберта (Лондон).

http://eregwen.livejournal.com/950561.html#comments

Реконструкция  платья с картины Габриэля Метсю "Женщина, играющая на виоле да гамба".

http://eregwen.livejournal.com/2013/09/27/

http://augustintytar.blogspot.com.au/20 … dress.html

Зонтик 1825 г. Из коллекции музея Метрополитан, Нью-Йорк.

Министр моды 

Пролистаем воображаемый альбом по истории моды назад. Вот Франция, последняя треть XVIII века. Прихотливо отделанные платья с огромными юбками, воланы драгоценных кружев, искрящиеся украшения, высокие парики и пышные перья. А вот наряды, наоборот, воздушные, лёгкие, обманчиво простые... Мир дам, чьё убранство не менее изящно и хрупко, чем у фигурок из севрского фарфора. Мир женщин, которые напоминали то фруктовые корзинки, то райских птиц, то сказочных фей. Кто же правил страной, где они блистали?

Король Людовик XVI? Его министры? Нет-нет, несомненно, министр финансов или военный министр играли важную роль. Но для королевы Марии-Антуанетты, супруги Людовика, а также для множества других женщин не было министра важнее, чем "министр моды".

Конечно, история не знает сослагательного наклонения, "что было бы, если бы...", но кто знает – быть может, если бы две женщины, одна из которых обожала наряды, а другая умела их создавать, не встретились, то первая не сложила бы голову на эшафоте. Дуэт Марии-Антуанетты и Розы Бертен, легкомысленной королевы и трезвомыслящей модистки – один из самых ярких и одновременно печальных в истории моды.

Платье, которое, как полагают, создала Роз Бертен для Марии-Антуанетты в 1780-ые г., спустя век подвергшееся переделке; из коллекции Royal Ontario Museum.

В парижском магазине на улице Сент-Оноре, открывшемся в октябре 1773 года, женщины теряли голову, а мужчины – значительную часть своего состояния. Достаточно было взглянуть на нарядные витрины, украшенные всевозможными аксессуарами – шляпками, шалями, перчатками, веерами, и вот уже очередная дама, заворожённая, входила в высокие двери, которые распахивал разряженный лакей. А внутри... Что ж, магазин недаром носил название "Великий могол" – с одной стороны, весьма претенциозное, намекающее, что внутри вас ожидала вызывающая роскошь, как у правителей восточного государства, с другой – правдивое. Правдивое, потому что магазин напоминал шкатулку из сокровищницы. Потолок украшали роспись и позолота, стены – картины в нарядных рамах; дорогая изящная мебель, множество светильников, и, наконец, огромные зеркала, которые ещё больше множили находящееся там дамское счастье: бесчисленные рулоны дорогих тканей – шёлка, атласа, парчи, газа, и готовые наряды, которые создавала из них хозяйка этого заведения со своими помощницами. Элегантно одетые девушки-продавщицы предлагали свою помощь, ведь в таком месте у любой покупательницы, даже самой взыскательной, просто-напросто разбегались глаза.

Там можно было купить только пару тончайших, надушенных перчаток, а можно было приобрести и целый готовый наряд, включавший в себя весь сложный ансамбль тогдашней дамской моды – нижняя рубашка и юбки, корсет, платье, словом, всё, вплоть до шейной косынки и шляпки. Однажды в магазине прошла своеобразная выставка, на которой красовались двести восемьдесят(!) платьев, которые заказали Бертен придворные дамы из Испании. Общая стоимость их была около полумиллиона ливров – сумма по тем временам астрономическая.

Итак, кто же был хозяйкой всего этого великолепия?

Аббевиль, маленькое местечко в Пикардии – там, в 1747 году, в семье более чем среднего достатка (отец служил в конной страже, мать была сиделкой), родилась Роза Бертен. В Аббевиле она и росла, там получила первое образование, там стала швеёй. Но настоящей школой для неё стала модная мастерская мадемуазель Пагель в Париже, куда Роза переехала, по-видимому, в конце 1760-ых, а по другим сведениям, в начале 1770-ых. Вот где открылись таланты новоиспечённой модистки – ловкие руки, внимательный, подмечающий все детали взгляд, и уверенность в своих силах. Так что не стоит удивляться тому, что всего через несколько лет из рядовой ученицы Роза превратилась в делового партнёра мадемуазель Пагель, а вскоре открыла собственное дело.

Сохранилась легенда о том, кто и почему помог молоденькой Бертен встать на ноги – якобы хозяйка однажды отправила юную Розу отнести заказ принцессе де Конти. Прихожая была слабо освещена, и, увидев там некую женщину, Роза приняла её за одну из местных горничных, и принялась с ней беседовать, весьма вольно и весело – ведь она была уверена, что говорит с равной! Однако женщина оказалась самой принцессой де Конти. Роза настолько ей понравилась, что она взяла её под своё покровительство, и даже заказала ей приданое для своей племянницы, дочери герцога де Пентьевра. одной из самых богатых наследниц Франции.

Нам неизвестно, правда это или нет, уж слишком обросла легендами жизнь легендарной французской модистки. Однако мадмуазель де Пеньтевр, ставшая герцогиней Шартрской, и её невестка, принцесса де Ламбаль, действительно стали клиентками Розы Бертен, и именно они представили её своей подруге, королеве Марии-Антуанетте...
Спустя всего несколько месяцев после открытия магазина "Великий могол" у него уже было множество постоянных посетителей, а в начале 1774 года их стало ещё больше – ведь Роза Бертен стала предлагать не только платья и аксессуары, а и самый модный головной убор тех лет, "пуф". Проще, наверное, было бы назвать его париком, но, введённый в моду парикмахером королевы и популяризованный Розой Бертен, он представлял собой нечто большее. Сложное сооружение из проволоки, ткани, конского волоса, накладных волос, украшенный порой самым фантастическим образом, пуф стал своеобразным символом эпохи, вершиной (в буквальном смысле, учитывая его высоту, порою около метра и выше) прихотливой моды XVIII века. Да что там говорить, даже люди, не разбирающиеся в предмете, слыхали о причёске в виде военного корабля. А ведь это был далеко не самый экстравагантный вариант! Герцогиня Шартрская, покровительница Бертен, заказала в честь рождения сына пуф, который украшали не только изображения "её африканского пажа и попугая, но и фигурка кормилицы, которая сидела в кресле и прижимала к груди новорождённого младенца". А принцесса де Лозен заказала Бертен ещё более вычурный пуф – "штормовое море; охотник, стреляющий уток; мельница, у которой мельничиху соблазняет священник, а ниже идёт мельник, её муж, со своим осликом". А у герцогини де Шуазель на голове раскинулся "сад, с травой и цветами, журчащим ручьём и крошечной ветряной мельницей, украшенной драгоценными камнями и приводимой в движение часовым механизмом, который восхитил бы и Людовика XVI" (король, в отличие от своей супруги, был равнодушен к моде, зато любил прикладные ремёсла).

Мария-Антуанетта обожала пуфы и сделала их, как сказали бы сегодня, своим фирменным знаком. А остальные женщины, естественно, стремились ей подражать. Стефан Цвейг писал в своей книге, посвящённой последней французской королеве: "Постепенно волосяные башни из-за массивных подкладок и накладных волос оказываются столь высокими, что дамам уже не сесть в карете. Они вынуждены, приподняв юбки, стоять на коленях, чтобы не повредить драгоценное сооружение. Дверные проемы во дворце делают выше, чтобы дамам в парадных туалетах не приходилось часто нагибаться, потолки театральных лож приподнимают. Что же касается особых неудобств, причиняемых этими неземными существами своим возлюбленным, то в современной сатирической литературе об этом можно найти много потешного. Однако, если мода требует, женщины, как известно, готовы на любые жертвы. Королева же со своей стороны, очевидно, не сможет считать себя настоящей королевой, если не окажется впереди всех в битве за самую элегантную, самую экстравагантную, самую дорогую причёску".

Мария-Антуанетта, которая ещё так недавно протестовала против слишком плотного слоя румян, против особо жёсткого корсета, который носили при французском дворе, юная дофина, про которую графиня Виндишгретц, подруга её матери, императрицы Марии-Терезии, писала, что та "весьма плохо одета", всего за несколько лет превратилась в женщину, страстно обожающую наряжаться, настоящую королеву моды. А у королей должны быть министры.

Таким министром, наперсницей во всём том, что касалось туалетов, и стала Роза Бертен. Неслыханный взлёт! От скромной мастерицы из провинции до модистки королевы Франции!

У Бертен было очень много работы – ещё бы, ведь королеве, ставшей иконой стиля для всех французских дам, нужно столько всего! Стефан Цвейг так описывает утро Марии-Антуанетты: "Камеристка с поклоном предлагает для просмотра один из фолиантов, в котором собраны приколотые булавками маленькие образчики материалов всех имеющихся в гардеробе одежд. Марии-Антуанетте надлежит решить, какие платья она желает сегодня надеть. Очень трудный, ответственный выбор: ведь для каждого сезона предписывается 12 новых нарядных платьев, 12 платьев для малых приемов, 12 платьев для торжественных церемоний, не считая сотни других, ежегодно обновляемых (подумать только, какой позор, если на королеве мод увидят несколько раз одно и то же платье!). А пеньюары, корсажи, кружевные платочки, косынки, чепчики, плащи, пояски, перчатки, чулки и нижнее белье из невидимого арсенала, который обслуживает армия портних, белошвеек, гардеробщиц! Обычно выбор продолжается довольно долго; наконец с помощью булавок обозначаются образцы туалета, отобранные королевой, платье для приемов, дезабилье для второй половины дня, вечернее парадное платье. С первой заботой покончено. Альбом с образцами материй уносится, выбранная одежда вносится".

И, в отличие от своих предшественниц на французском троне, Мария-Антуанетта стремилась с помощью нарядов подчеркнуть не свой высокий статус первой дамы королевства, а свою женскую привлекательность. Что ж, ей это удавалось, и порой даже слишком – возмущенная Мария-Терезия, увидев портрет дочери в огромном пуфе, украшенном перьями, написала ей, что та больше напоминает актрису, нежели королеву. Но Марию-Антуанетту это не останавливало – она наконец-то нашла себя, нашла мир, в котором чувствовала себя полновластной хозяйкой – мир моды.

Была ли Бертен кутюрье в нынешнем понимании этого слова, человеком, который создаёт моду, задаёт её направление? Скорее, нет, чем да. "Роза Бертен не создавала моду в одиночку. Скорее, мода была результатом дискуссий между королевой и её дамами, а Бертен превращала их замыслы в реальные наряды". Зато она отлично умела превратить неопределённое дамское щебетание "хочу что-нибудь с цветами" в розы из шёлка и муслина, в которых можно было разглядеть каждый лепесток, каждую тычинку...

В 1776 году выходит новое государственное постановление – теперь модистки могли образовать свою собственную гильдию, отделившись от торговцев дорогими тканями. Отныне Роза Бертен, которая, конечно же, немедленно вступила в новый синдикат, чувствовала себя ещё более уверенно – ведь теперь у неё было не только неофициальное признание, как любимой модистки королевы, но и официальное, "профессиональное". В "Великом моголе" работало тридцать продавщиц, а ведь ещё были мастера, исполнявшие заказы (около двадцати) и торговцы, с которыми Бертен заключала договора на поставки (не менее сорока) – портные и портнихи, шляпные мастерицы, вышивальщицы, кружевницы, белошвейки, красильщики, торговцы тканями и перьями... Были времена, когда число её сотрудников доходило до ста и более. Как написал один из биографов Марии-Антуанетты, Бертен "сама стала "великим моголом моды". И правила ею твёрдой рукой.

Чтобы донести французскую моду до остальных стран Европы, в мастерских Бертен начали делать "модных кукол" – такие куклы-манекены, наряженные по последней моде, снабжённые целым гардеробом (в который входило всё – от ночных рубашек до бальных платьев, от белья до шляпок), отправлялись за границу, где женщины, как ядовито писал один тогдашний сатирик, даже невнимательно слушали церковные службы – так были заняты их мысли этими куклами, которых называли "Пандорами". Ведь куклы-щеголихи, по сути, играли ту же роль, что сегодня – модные журналы. И если некогда французским куклам порой придавали черты самой знаменитой фаворитки Людовика XV, мадам де Помпадур, то у Розы Бертен однажды сделали особых кукол. Они были большими, в полный человеческий рост, и... имели сходство с Марией-Антуанеттой! Как писал один из тогдашних хроникёров, по всей Европе женщины ожидали появления этих кукол, и приветствовали их с таким восторгом, как будто видели перед собой не манекен в виде королевы, а саму королеву Франции.

Теперь среди клиенток Розы Бертен были не только самые знатные дамы Франции, но и множество иностранок, в том числе королевы Испании и Швеции, русские княгини... Даже герцогиня Девонширская, законодательница английской моды, надела платье от Бертен – подарок Марии-Антуанетты. Но, конечно, на первом месте оставались француженки.

К примеру, клиенткой Бертен стала знаменитая мадам дю Барри, последняя фаворитка предыдущего короля, Людовика XV. Будучи дофиной, супругой наследника престола, Мария-Антуанетта всячески выказывала бывшей куртизанке, ставшей графиней, своё презрение, и день, когда она всё же милостиво согласилась сказать ей несколько слов, стал для дю Барри настоящей победой. Фаворитка предыдущего короля обожала наряжаться ничуть не меньше, чем супруга нынешнего, и к кому же ей было обратиться, как не к модистке королевы? Так что осенью 1782 года мадам дю Барри заказала Бертен бальное платье, с вышивкой в виде пшеничных колосьев, украшенное голубыми полудрагоценными камнями и мелким жемчугом, стоимостью 2000 ливров. Очень дорого... но не по-королевски – время царствования дю Барри осталось в прошлом.
Когда в 1777 году Людовик XVI потребовал, чтобы скандально известный французский дипломат и тайный агент шевалье д'Эон, человек, который сначала жил в образе мужчины, а затем в образе женщины, вернулся домой, именно Розе Бертен королева заказала полный комплект женского "приданого", выказывая ему своё расположение. И в голубом шёлковом платье (которое мастерицы Бертен сшили всего за четыре часа и десять минут!) бывший драгун, сражавшийся в Семилетней войне, предстал при французском дворе – в облике женщины. Как признавался он модистке, с которой его связала своеобразная дружба, полный отказ от всего мужского дался ему нелегко: "Моё тело подобно моему разуму. Его нельзя успокоить, просто украсив кружевами". Но уж если д'Эону теперь было суждено перестать сражаться за Францию и отстаивать её интересы при иностранных дворах, и всё, что ему оставалось, это сидеть дома и носить только женские наряды, то пусть они хотя бы будут от лучшей и самой известной модистки Франции...

А та почувствовала свою силу. Отныне над магазином "Великий могол" висела нарядная вывеска – "Модистка королевы". Роза Бертен могла сама выбирать себе клиентов – она предпочитала аристократок. Однажды она отказалась принять заказ у "жены простого юриста из Бордо" – подумаешь, прокурорша, ведь Бертен навещают герцогини и принцессы! Сама же она оставалась при этом дочерью простого жандарма, но... об этом предпочитала не вспоминать ни сама модистка, ни обожавшие её клиентки. А вот остальные не упускали случая заметить, что Роза Бертен ведёт себя совершенно несоответственно своему положению в обществе, учитывая её низкое происхождение (так, Париж несколько месяцев обсуждал скандальный случай – возмутившись тем, что уволившаяся от неё сотрудница захотела открыть собственное дело, и, столкнувшись с ней в знаменитой Зеркальной галерее Версаля, Роза Бертен плюнула сопернице в лицо – и, несмотря на то, что вокруг было множество свидетелей, дело рассматривалось в суде и модистку присудили к выплате штрафа, она упорно отрицала свою вину – как, вести себя так неподобающе возле покоев своей покровительницы, королевы?! Она бы так никогда не поступила!). Когда баронесса д'Оберкирх из Эльзаса навестила знаменитую модистку, та обошлась с провинциальной дворянкой так, что баронесса позднее "описала Бертен, как раздувшуюся от осознания собственной значимости, ведущую себя с принцессами, как с равными".

Да, Бертен была не просто модисткой королевы, а её наперсницей в том, что касалось моды. Дважды в неделю королева принимала её, и они обсуждали будущие заказы. Её приглашали на все частные приёмы и представления в Версале, и Бертен даже сняла квартиру неподалёку от дворца, чтобы быть поближе к королеве. Когда же Мария-Антуанетта переехала в Малый Трианон, она зачастую вообще не отпускала Бертен, чтобы та всегда была наготове – помочь с нарядом. Мадам Кампан, статс-дама Марии-Антуанетты, писала: "Нужно отметить, что допуск модистки в личные покои королевы имел печальные последствия для Её Величества. Искусство продавщицы, которую, вопреки обычаю, державшему на расстоянии всех без исключения людей её класса, принимали частным образом, облегчало той возможность каждодневно ратовать за всё новые моды". А некий памфлетист писал в 1781 году, что "королева работает с Бертен так же, как её августейший супруг со своими министрами.<...> Счастлива была бы Франция, будь Людовик XVI так же благоразумен в выборе министров, как Антуанетта! Разве можно сравнить Сюлли, Кольбера и Ришелье в ловкости и хитрости с Бертен!" Так модистка Роза Бертен и получила прозвище, под которым вошла в историю моды – "министр моды". Правда, ещё её называли "министром безделушек"...

Власть моды – жестокая власть. Мадам Кампан жаловалась, что королева "разорит всех молодых женщин Франции", ведь, стремясь подражать ей, и заказывая всё новые наряды, тысячи из них, как писали современники, растрачивали на них даже своё приданое, и были "не менее счастливы заполучить новый пуф, чем мужа". А один журналист пошёл ещё дальше и обвинил королеву в моральном разложении народа – ведь у мужей не хватало денег, чтобы исполнять все прихоти жён, и на сцену выходили любовники...

Средний годовой счёт за наряды королевы к середине 1780-ых годов составлял около 100 000 ливров (более полумиллиона долларов в примерном пересчёте на современные деньги). В 1785 году, к примеру, она потратила 100 000 только на аксессуары, а всего на наряды королевы ушло, вместо запланированных 120 000, почти 270 000, из которых ровно треть ушла на оплату счетов из мастерской Бертен.

Король не поощрял увлечение супруги, но остановить её не мог. Однажды Мария-Антуанетта продемонстрировала ему новый наряд от Бертен, сшитый из тафты странного оттенка. Король высказался кратко, но резко: "Да это же цвет блохи!" Если он думал, что королева расстроится и откажется заказывать новые платья, он глубоко ошибался – "цвет блохи" немедленно вошёл в моду. Цвет "молодой блохи", "блошиного брюшка", "блошиной спинки"... Сама Роза Бертен обожала романтические названия, и всевозможные виды отделки и ткани из её ателье носили названия "затаённые вздохи", "вздох Венеры", "скрытая страсть", "неисполненные желания", "волнение сердца", "милая улыбка", "знак надежды", "уверенная победа", "нескромные удовольствия", "отчаяние" и "сожаления". Когда королеве в очередной раз захотелось чего-то нового (а нового ей хотелось постоянно), Бертен отправила на фабрику, где окрашивали ткани, локон Марии-Антуанетты, нежного пепельного оттенка. И там создали новую краску для ткани, точь-в-точь повторявшую цвет волос королевы-кокетки.

Летом 1780 года королева с помощью Розы Бертен ввела новую моду, на очень пргостые платья – Бертен вдохновили тонкие сорочки креолок, которые в страшную жару на Карибах не могли носить шёлк, а предпочитали тончайший белый муслин. Такое платье, струящееся мягкими складками и не стесняющее движений, надевали поверх гибкого корсета из ткани, не проложенного, как обычно, китовым усом, перехватывали лентами рукава, а талию – лёгким поясом. Наряд дополняли или соломенной шляпой, или белым чепцом, шею прикрывали тончайшей косынкой-фишю. Этот стиль разительно отличался от того, что был принят при дворе – жёсткие корсеты, в которых было не только трудно дышать, но и поднимать руки; пышные юбки, настолько широкие, что пройти в них можно было только в широкие дворцовые двери, но никак не в обычные; десятки метров кружев, всевозможной отделки, бантов и лент, сложные причёски... Марии-Антуанетте захотелось простоты и свободы, Роза Бертен придумала, как это воплотить, и вместе они совершили модную революцию на десять лет раньше революции другой, Великой. Той, что положит конец "Старому режиму" и жизням множеству клиентов Розы Бертен, и в первую очередь – её главной клиентки.

А пока, как признавался английский дипломат, Британия благословляла Бертен – ведь муслин и тонкое полотно Франция стала заказывать в Шотландии, вдохнув жизнь в местные ткацкие мануфактуры. Зато французское шёлковое производство стало приходить в упадок, и, по свидетельству одного из современников, не менее двух третей лионских ткачей в начале 1780-ых потеряло работу – а всё потому, что Бертен и королева сделали шёлк "немодным".

Порою создаётся впечатление, что, чтобы ни делала Мария-Антуанетта в такой, казалось бы, невинной области, как мода, всё, всё было "не так", воспринималось "не так", и всё приводило к печальным последствиям. Пик популярности королевы пришёлся на самое начало её правления, когда очаровательная молодая женщина начала вести активную светскую жизнь, даже более активную, чем подобало королеве – она посещала оперу, балы, маскарады, устраивала постоянные приёмы, выезжала на прогулки. Поначалу ею любовались и восхищались, наряды копировали. Но чем дальше, тем ниже спускалась королева со ступеней трона, со своего высокого пьедестала, активно демонстрируя себя, красуясь перед всеми – из недоступной монархини она превращалась просто в женщину, окружённую роскошью. Женщину, которую можно было уже критиковать, как и любую другую. Женщину, которая тратила огромные суммы, совершенно не интересуясь тем, чего стоили стране её наряды и украшения. Женщину, которая думала только о себе и о том, как украсить себя и своё окружение. А когда Марию-Антуанетту потянуло к простоте, этим тоже были недовольны – в конце концов, она королева, и выставлять свой портрет в простом белом платье (которое, видимо, так легко сбросить при нужде в объятиях любовника!) просто неслыханно. И уединённая жизнь во дворце Малый Трианон нравилась ничуть не больше, чем жизнь на виду у всех – видимо, королеве есть что скрывать!

Когда в 1779 году король и королева отправились в Нотр-Дам на праздничную службу в честь дня рождения матери Марии-Антуанетты, императрицы Марии-Терезии, толпы народа, выстроившиеся вдоль дороги, не приветствовали монархов, а мрачно молчали. Тишина нарушилась только тогда, когда королева приветливо помахала Розе Бертен, которая стояла на балконе над входом в свой магазин "Великий могол". Улыбка, приветствие монарха – знак высокой милости, а тут на глазах у всех королева выбрасывала свою милость на ветер, даря её своей модистке! Женщине низкого происхождения, которая, к тому же, поощряла королеву тратить всё больше, вынуждая короля опустошать казну! Когда во время визита своего брата, императора Иосифа II, Мария-Антуанетта кокетливо спросила, как он находит её причёску, украшенную цветами и перьями, тот ответил: "Если вы хотите, чтобы я был откровенен, Мадам, то скажу – они слишком легки, чтобы удержать корону..."

Но пока Мария-Антуанетта ещё наслаждалась жизнью, а художница Виже-Лебрен создавала её портреты в платьях от Бертен – как написал один французский культуролог, это был "золотой треугольник из кутюрье, покровителя и иллюстратора". Сама художница тоже носила платья от Бертен.

Клиентов у именитой модистки было множество – в её сохранившихся счетах упомянуто 276 человек, но, как верно отметили исследователи, это только те, от кого Бертен удалось получить деньги, на самом деле их было гораздо больше. Весь её "бизнес" был выстроен на системе кредитов – свои наряды она зачастую продавала под долговые расписки, а сама, в свою очередь, точно также, под расписки, приобретала материалы для новых нарядов. Даже очень богатые клиентки не всегда были в состоянии оплатить свои счета в "Великом моголе". Ещё бы, ведь платье "от Бертен" стоило от одной до двух тысяч ливров, в приблизительном пересчёте на сегодняшние деньги – от пяти до десяти тысяч долларов. К тому же, Бертен зачастую продавала в кредит свои товары замужним женщинам, не требуя на финансовых документах подписи их супругов, как это было принято, и множество мужей затем поджидали неприятные сюрпризы в виде огромных счетов!

Несмотря на подобный кредитный круговорот, Розе Бертен всё же удалось наладить не только бизнес, но и свой собственный быт. В 1782 году она купила небольшое поместье, и регулярно навещала его, точно так же, как её клиентки-аристократки, которые часть года проводили в Париже, а часть – в своих владениях. А в столице она приобрела дом на улице Ришелье, где разместился и магазин, и её личные апартаменты, а часть дома отдали под квартиры, сдававшиеся в наём. В загородном доме жила не только сама Бертен, но и её братья со своими супругами и детьми. Племянниц тётушка Роза обеспечила приданым – довольно приличной суммой, обеспечивавшей ежегодный доход. Словом, позаботилась обо всех.

Однако в 1787 году начали ходить слухи, что знаменитая модистка обанкротилась. Документов, подтверждающих это, не сохранилось, и многие тогда считали, что Бертен просто хочет заставить рассчитаться своих клиентов, задолжавших ей огромные суммы. Во всяком случае, уже в следующем, 1788, Бертен купила ещё два дома. А взыскать деньги с должников будут пытаться даже её наследники, спустя двадцать лет, когда самой Бертен уже не будет в живых, как и многих её клиентов... Безнадёжное дело – учитывая, что сделала со страной Великая Французская революция, до которой тогда, в конце 1780-ых, оставалось совсем немного.

Что будет она означать для прославленной модистки? Что она потеряет множество клиентов (кто попадёт в тюрьму, а затем на эшафот, кто бежит из страны). Что в "Великом моголе" начнут продавать трёхцветные кокарды – не потому, что хозяйка поддерживает революцию, а потому что мода есть мода, и если эти кокарды востребованы... (в конце концов, ведь носили парижанки причёски а la sacrifiсe, "Жертва", которые "придавали им вид приговоренных к смерти и уже приготовившихся к казни", а шляпки "слуховым оконцем" (a la lucarne) должны были напоминать гильотину"). Что для её самой главной клиентки, королевы Марии-Антуанетты, начнутся тяжёлые времена, и хотя она пока по-прежнему заказывала у Бертен парадные платья, тратить на наряды она будет во много раз меньше прежнего, и в основном – на мелкую отделку, ленты, чепцы, косынки.

Правда, в 1791 году, когда королевская семья будет готовить побег из страны, Мария-Антуанетта вновь не устоит перед соблазном, и закажет у своих модисток – конечно же, и у Розы Бертен – целый гардероб. Даже в изгнании она хотела выглядеть блестяще – по-другому королева уже просто не умела жить. Да и, главное, не хотела. Но одна из служанок отметила подозрительно большое и, главное, внезапное пополнение королевского гардероба, и сообщила об этом своему любовнику, солдату Национальной гвардии. Говорят, королева, заметив, что служанка шпионит за ней, отложила побег – пока та однажды не уволилась (забегая вперёд, скажем, что побег провалился). А Бертен продолжала навещать свою госпожу, что теперь раздражало окружающих, как никогда ранее. Сохранилась история, неизвестно, правдивая ли, в которой описывалось, как на служанку принцессы де Ламбаль, близкой подруги королевы, разъярённая толпа набросилась только потому, что приняла её за одну из продавщиц или мастериц Бертен, "женщины, которая наслаждалась бедствиями народа". И вновь модистку обвиняли в чересчур тесной близости с королевой, вот только если раньше королеву просто недолюбливали, то теперь ненавидели...

Согласно воспоминаниям парикмахера королевы, Мария-Антуанетта однажды призналась своей модистке, что ей снился страшный сон: "Вы, моя дорогая Роза, принесли мне ленты всех цветов, и я выбрала несколько. Однако как только я взяла их в руки, они стали чёрными, и я в ужасе бросила их обратно в коробку. Я выбрала другие, зелёные, белые и лиловые, и как только взяла их, цвет снова сменился на цвет смерти. В этом сне я ощущала себя более слабой, чем обычно; я начала плакать, и Вы плакали тоже".
Вскоре королевскую семью перевели из-под домашнего ареста в настоящую тюрьму, Тампль. Но и там они оставались монархами, нуждавшимися в роскоши – король заказывал шампанское, по нескольку бутылок в день, а королева продолжала посылать заказы своей модистке. И пусть теперь королева за месяц заказала ей на сумму, в несколько раз меньшую, чем некогда платила за одну только отделку одного платья, всё равно она не могла без своей Бертен! Чепцы, косынки из газа и органзы, нижние юбки, рубашки, шляпа, платье из тафты того самого "оттенка блохи". И ещё одно платье, цвета "Парижской грязи". Жизнь ещё казалась... возможной.

Но 21 января 1793 года на эшафот взошёл бывший король Людовик XVI, "гражданин Капет". 26 января Мария-Антуанетта, теперь уже просто "вдова Капет", отправила последний заказ в магазин своей модистки – два вдовьих чепца, три косынки, две пары кожаных перчаток, одни шёлковые, и веер. Всё это было чёрного цвета, как ленты во сне королевы – теперь ей предстояло носить траур... Но недолго. 16 октября гильотина положила конец некогда столь блестящей жизни. Марии-Антуанетты не стало.
Но её "министр моды" осталась. Ещё в 1792 году она получила разрешение покинуть Францию. Сначала она отправилась в Кобленц, затем во Франкфурт, а осенью добралась до Лондона. Что ж, знаменитую модистку охотно принимали везде, потому что везде находились дамы, жаждавшие красоты и роскоши. А сама она пыталась убедить революционные власти, что отправилась за границу только для того, чтобы заработать денег и выплатить долги многочисленным "санкюлотам", которые на неё работали. Говорят, что, когда она ещё оставалась во Франции, однажды к ней наведались узнать, сколько задолжала ей королева. Но та якобы успела сжечь все счета, в том числе и неоплаченные, и твёрдо ответила, что королева не должна ей ничего.

Бертен сможет вернуться на родину только спустя восемь лет, в 1800 году. К тому времени сменится всё, от государственного строя до моды. А на престол рядом с императором Наполеоном вскоре взойдёт новая "австриячка", Мария-Луиза, внучатая племянница Марии-Антуанетты. Вот только услуги некогда столь прославленной модистки ей будут не нужны.

Та, что некогда стояла возле трона, и на протяжении многих лет не просто одевала Её Величество, а в буквальном смысле руководила модой Франции и подавала пример всей остальной Европе, тихо умерла в своём доме в Эпине-сюр-Сен в 1813 году, незадолго до того заложив последние свои драгоценности. "Так проходит мирская слава?" Нет, лучше вспомним другую мудрую фразу, ту, которую приписывают самой Розе Бертен. "Новое – это хорошо забытое старое". Не в этом ли вся сущность моды, в которой так разбиралась Бертен, её министр?

http://costumology.livejournal.com/212499.html

Бальное платье, Компания миссис Осборн, США, 1910 г.

http://eregwen.livejournal.com/2013/05/20/

Верхнее платье - прозрачный тюль, вышитый серебряными и золотыми нитями и шёлком. 1910-12 гг. Kerry Taylor Auсtions.

http://eregwen.livejournal.com/2013/05/14/